Вдруг ее рука дрогнула и стала опускаться. Казалось, само небо вдруг потемнело, воздух стал вязким и тяжесть опустилась на плечи, придавливая к земле. Пальцы рук стали холодными и чтобы просто дышать приходилось прикладывать усилия, ноги ослабели, а изо рта вырывался пар… все чего сейчас хочется — это лечь на землю, скорчиться клубочком и закрыть глаза, чтобы не видеть, не слышать, чтобы это прошло стороной… Яна прикусила губу и повернула голову на звук хрустнувшей ветки. Когда больно — это отступает. Она уже не боялась повернуться к Севке спиной — ведь здесь была Даня. Чертова дура, могла бы просто сказать что она тут, нет, ей обязательно надо на психику давить…
— Ерунда на постном масле. И это ты называешь псионикой? Даже мурашек по спине нету. — сказала Яна, с усилием опуская руку и засовывая металлический диск обратно в кармашек на перчатке. Из зарослей папоротника вышла девочка в дранных джинсах и зеленой футболке. Футболка была ей явно велика и сползала на одно плечо. Девочка молча прошла мимо Яны и приблизилась к Севке. Зверь попятился. Яна вздохнула с облегчением — теперь не придется его калечить. Ногу бы ему в питомнике быстро подлатали, но вот моральные травмы бы остались. Все-таки психологов для смилодонов в природе не существует. Девочка в зеленой футболке подошла к самой морде зверя и опустила руку на его нос.
— Кис-кис, кошка. — сказала она. Севка фыркнул и лег. Закрыл глаза. Через секунду в овраге раздалось его громкое мерное дыхание.
— Ты … ну вот чего творишь? А кто его назад тащить будет? В нем же почти полтонны веса! — Яна шагнула вперед и схватила девочку за плечо. Та мигнула и пропала.
— А, черт. Фантомаса прислала, лентяйка. Ну, погоди, я до тебя доберусь… Лекс! Лееекс!
— Чего орешь. Т-т-тут я. — вниз по склону спустился худощавый белобрысый паренек в синем комбинезоне.
— Эта … малахольная усыпила Севку. Надо его в питомник вернуть.
— А может быть взрослых позовем? — с явным облегчением сказал Лекс, покосившись на тушу смилодона: — Все таки полтонны почти. Четыреста семьдесят три килограмма на последнем взвешивании.
— Ты сдурел? Взрослых позвать — это минус три балла как минимум. А если дежурство Матвея Геннадьевича так и все десять. Предупреждал же он насчет сетки что не выдержит. И эта улетевшая хороша — могла бы его до питомника довести. Самим надо справляться.
— Не думаю что это хорошая идея. — сказал Лекс, присел на корточки перед храпящей тушей и потыкал его подвернувшейся палочкой: — а вдруг он проснется?
— Свяжем его. Вызовем парочку дроидов и перетащим. — Яна сняла перчатку с левой руки, коснулась браслета, вызвав экран меню, возникший прямо перед ней.
— Там я тебе два раза звонил — сказал Лекс, продолжая тыкать спящего Севку палкой: — два вызова должно быть. Еще до твоего звонка насчет Севки.
— Да? А что звонил? — спросила Яна, оформляя заказ в бюро дроидов.
— Хотел сказать, что Ванда и ее тройка в этой Игре участвовать не будут. Вышли. Все.
— Шутишь?
— Стал бы? — Лекс перестал тыкать палкой в Севку и поднял глаза на Яну. Она и сама знала — не стал бы.
— Интересные новости. А эта… малахольная уже в курсе?
— Ты же ее знаешь. Что она знает и чего не знает — никто не знает. Тавтология такая. — Лекс хмыкнул: — слышала кстати, как она Севке «кис-кис» говорит? А ведь я ей сотню раз говорил, что смилодоны ближе к медведям нежели к кошкам. Пусть их и называют саблезубыми тиграми…
— Ну тебя. — Яна отмахнулась от Лекса, опять сел на своего любимого конька, будет сейчас лекцию о флоре и фауне кайнозоя читать: — Ты лучше дроидов на дороге встреть, чем тут языком трепаться. Заикание прошло?
— Это у меня реакция на стресс, знаешь же. Это не значит, что я боялся. Матвей Геннадьевич говорит, что это одна из составляющих боевого преображения организма. Изменений, которые наступают, когда надо драться.
— Или бежать.
— Я бы не побежал. Подумаешь — смилодон. Я и сам бы мог с ним … — обиделся Лекс.
— Конечно. Иди, давай на дорогу, а я пока Севку посторожу.
— Ладно. — Лекс отошел на пару шагов, потом повернулся: — совсем забыл сказать. В твой корпус новенький приехал. Говорят, в наш класс пойдет. Такой… пришибленный что ли.
— Угу. Ты иди, иди… — Яна махнула рукой, и присела на корень дерева рядом с Севкой. На его царственную морду уже забирались потревоженные муравьи. Яна смахнула их веточкой с листьями и пригорюнилась. И чего мне так не везет, подумала она, обмахивая морду спящего смилодона, у других вон жизнь как жизнь и приключения, а у меня все скукотища. Одни бытовые происшествия. Скорее бы Игры наступили, что ли.
Денис плавал в белесом сиропе. Сироп был густой, тягучий и вязкий. В сиропе он с трудом мог разглядеть свою руку или ногу, еле-еле соображал головой и все движения были замедленны настолько что вызывали раздражение на собственную слабость. Некоторое время Денис пытался плыть по течению, но потом понял, что никакого движения в сиропе нет. Тогда он стал барахтаться, чтобы достигнуть поверхности этого сиропа. Безрезультатно. Вдруг он подумал, что должен был бы задохнуться тут — ведь сироп не воздух, верно? Он набрал полные легкие сиропа и выдохнул. Никаких ощущений. Дышать было тяжелее, а в остальном отличий он не видел. Денис решил проверить и укусил себя за руку что есть сил. Стало больно. Не сильно, но все же. Если это сон, значит я могу сделать так — подумал Денис и мысленно представил себе дверь прямо в сиропе. Дверь возникла прямо перед носом — тяжелая, круглая, деревянная, с железными заклепками на ней и рукояткой посредине. Чем-то дверь напоминала древние щиты викингов. Денис потянул за ручку двери и ввалился туда, где не было белесого сиропа.