Озеров-12 - Страница 7

— А что мне одеть? — в прошлые разы никто не говорил что надо одеться поприличней. Учитывая что у него было всего два костюма — повседневный и спортивный, в котором он был сейчас, вопрос был очень актуален.

— Господи, да одень ты что-нибудь. Что там есть у тебя? — Марь Иванна открыла его шкаф, посмотрела на вешалку и коричневый костюм и покачала головой. Потом она стала открывать все шкафы подряд. Из одного она вытащила темно-синий школьный костюм.

— Так, Ломакин, Слава, иди сюда. — Марь Иванна поманила сидящего на подоконнике мальчика: — это твой?

— Да, Марь Иванна. — кивает тот.

— Хорошо. Я его на Привалова одену, он тебе вернет через час. И постирает. Понятно, Привалов?

— Да, Марь Иванна. — Денис тоже кивает головой.

— И смотри у меня. — Марь Иванна неопределенно погрозила кулаком в пространство: — веди себя как следует. Меня и так уже премии лишили в этом квартале.

Денис поклялся вести себя так, чтобы Марь Иванну не только не лишили премии, но даже немного добавили сверху, а также пообещал не замарать костюм и не швыркать носом, чтобы не подумали что у нас окна прохудились или сквозняки гуляют. И еще не есть конфеты в кабинете у Василия Ивановича, чтобы не подумали, что вас тут не кормят. И постарайся говорить о нас только хорошее — мы тут тебя воспитывали как родного, так что ты должен быть благодарен, вон у скольких детей нету крыши над головой, а мы тут все большая семья, а если уедешь куда — не забывай нас, пиши. Денис слушал наставления Марь Иванны и в груди у него разгоралась робкая надежда — неужели? Неужели?! Каждый ребенок в этом доме ожидает этого чуда, каждый представляет это по своему, но обязательно думает, что этот день настанет. И когда он в новом темно-синем костюме, жмущем под мышками и сдавливающим горло, появился в кабинете директора — неясное чувство стеснило ему грудь и сдавило комком горло.

— А, Денис. Проходи — Василий Иванович распахнул перед ним дверь и сквозь слезы Денис увидел сидящих за журнальным столиком мужчину и женщину. Они смотрели на него. Мужчина смотрел серьезно, а женщина улыбалась. Мужчина выглядел сильным, а женщина была очень красивой. Как он и думал. Нет, может быть это ошибка, надо дождаться, надо точно знать, иначе…

— Денис. — сказал мужчина: — мы приехали за тобой. Ты нам очень нужен…

Этого было достаточно. Сомнений не осталось.

— Я вас так ждал… — сказал Денис, сдерживая подступающие рыдания: — так долго ждал.

Денис сидел и смотрел в окно автомобиля. Мимо пролетали огни города, а его рука была в ее руках. Можешь звать меня Мариной — так она сказала. Денис был счастлив. Впервые за долгое время. Они забрали его сразу же. Мужчина (можешь звать меня Элвис, сынок) посмотрел ему в глаза и спросил — есть ли там что-то за чем стоит возвращаться? Денис покачал головой — там не оставалось ничего что бы стоило хоть одного дня, одного часа прожитого там. У него не было там друзей. И потом — он боялся, что если он отвернется или отпустит ее руку — они исчезнут и окажется что это просто сон, один из тех снов, что кажутся такими сладкими когда спишь и такими горькими — когда просыпаешься. Поэтому он покачал головой и вцепился в ее руку. В мамину руку. Хорошо — сказал Элвис и ударил Василия Ивановича в челюсть. Ударил не сильно, но директор качнулся и упал навзничь. Обязательно было это делать — спросила мама Марина. Элвис улыбнулся и сказал, что было не обязательно но хотелось жутко. И они побежали вниз! Через ступеньки, через двери, которые папа Элвис распахивал ударом ноги, через вахту, где сидел охранник в черной форме — он также удостоился удара в челюсть, и дальше вниз — туда, где во дворе их ждал мощный автомобиль с гудящим мотором и включенными фарами. Вдруг Элвис поднял руку. Красный — сказал он, красный. Они тут, Дети Пророка, культ Аматэрасу или воины Локи, черт их всех дери. Мама Марина остановилась — сразу, внезапно, так, что Денис едва не врезался в нее. Что делать, может оставим его, они же за ним, они не могут знать про нас… — сказал Элвис и у Дениса что-то рухнуло и оторвалось в груди. Может. — сказала мама Марина каким-то неживым голосом, ясно. Денис вдруг понял, что его пальцы разжимают. Пальцы той руки, которой он держится за мамину руку. Он сжал пальцы сильней, это было все, что он мог сделать — сжать их, чтобы никогда не разжимать. Послушай, сказала мама Марина, мы заберем тебя в другой раз, сейчас не можем, плохие люди ищут нас, да отпусти же ты руку. Денис не отпускал руку, он вдруг понял что если сейчас он отпустит руку, то проснется и снова все будет как и прежде — как и каждый день в этих затхлых коридорах. Давай скорей — прокричал Элвис, что-то нажимая на своих часах, они уже второй рубеж прошли, пауки гаснут. Сейчас, сказала мама Марина, ее глаза сузились и по тому как она подняла руку Денис понял — сейчас она его ударит. Он ничего не мог сделать, даже закрыться руками — совсем как в тот раз когда Коряга шел на него с этой палкой, он просто стоял и смотрел как она поднимает свою руку. Время замерло и они так и стояли в вечности — он, держа ее за руку и она, с отведенной ладонью. А, черт — сказала она и опустила руку. Черт, черт, черт — повторила она и потащила Дениса за собой. Ты чего это творишь, дура — спросил Элвис, сейчас тут Чада появятся, ты что вытворяешь. Заткнись — сказала мама Марина, прижимая к себе Дениса, заткнись, я его тут не брошу. Некоторое время она и Элвис смотрели друг другу в глаза. Потом Элвис вдруг рассмеялся. Вот, так, значит — сказал он. Именно так — сказала Марина. Ну тогда, черт побери, самое время бежать. — сказал Элвис и рывком открыл дверь машины. Жми, жми, — сказала мама Марина, когда они с Денисом плюхнулись на заднее сиденье, жми давай, дави на газ. Сейчас, говорил в ответ Элвис, не кричи на меня, я делаю что могу. И автомобиль рванул с места да так, что Дениса вдавило в кожаное сиденье и перехватило дыхание. Сзади по ним мазнул свет фар и Элвис открыл стекло — мокрый воздух ударил по лицам. Элвис высунул руку в окно и стряхнул с руки в темноту какие-то серебряные капли. Капли унеслись вдаль, подпрыгивая и отблескивая, фары идущего за ними автомобиля заметались, раздался скрип тормозов и удар, фары мигнули и погасли. Еще пауки остались — спросила мама Марина, прижимая Дениса к себе, Элвис мотнул головой и прибавил газу. Не бойся, сказала мама Марина, ничего не бойся, все будет хорошо, мы тебя в обиду не дадим. Она продолжала обнимать его, но свободной рукой она открыла свою сумочку и Денис увидел как оттуда тускло блеснул металл. Я не боюсь — сказал Денис и прижался к ней, чувствуя как в груди что-то открывается и теплое чувство защищенности охватывает его. Вот и умница — сказал Элвис с переднего сиденья, вот и молодец, еще бы ты машину умел водить так цены бы тебе не было, но да ничего — научим. Ты за дорогой смотри, педагог хренов — сказала мама Марина, кусая губы и держа руку в сумочке. Да все пучком, отстали они, сказал Элвис, будем жить, повезло нам, надо же, простые пауки нас выручили, кому расскажи не поверят. И тогда мама Марина расслабилась и вынула руку из сумочки. И накрыла его ладонь своей. Все будет хорошо — сказала она и поцеловала его в лоб. А я знаю — сказа Денис, я знаю, иначе и быть не может. И они замолчали, а Денис стал смотреть в окно — туда где мимо пролетали огни города, украдкой кидая взгляд на ее лицо. По ее лицу пробегали линии света, отблески фар и рекламы ночного города, от этого оно словно бы становилось еще красивее. У меня такая красивая мама, подумал Денис и сглотнул. Все казалось настолько нереальным что хотелось себя ущипнуть. Вдруг машина запрыгала на кочках и ухабах и в салоне стало темно — они свернули с трассы на проселочную дорогу. Чертовы дороги — пожаловался Элвис, восемнадцатый век, а еще говорят про прогресс и улучшенный геном человека. Проект «Человечество»! Пока у нас такие дороги ни фига не получится. Марина ничего не ответила, промолчал и Денис, он смотрел в окно, в окне выхваченные светом фар мимо проносились деревья, причудливо изогнутые и тянущие свои ветви к машине. Они свернули с дороги и поехали прямо через лес, ломая кусты и ветки. Мы будем жить в лесу — спросил Денис. Марина погладила его по голове, а Элвис рассмеялся. Никто в лесу жить не будет, сказал Элвис, хотя он лично понаблюдал бы как кое-кто пожил в глуши. Без парикмахерских и ре